1993 год. Интервью с М.В.Козловым перед Московским международным чемпионатом наездников


— Михаил Владимирович, наверное, трудно найти на Московском ипподроме да и вообще среди любителей бегов человека, который бы не знал Вашего имени и не слышал о Ваших достижениях. Что же привело Вас — москвича, городского жителя в рысистое дело?

—  В какой-то мере семейная традиция. Мой дед и мой отец были военными ветеринарами. Папа часто брал меня на конные спортивные соревнования и именно здесь я впервые близко столкнулся с лошадьми. Потом ездил к бабушке в деревню. Разведал, где находится конюшня, и сутками пропадал там. Бабушка часто жаловалась маме: "Ну где он бегает? В конце концов, он ко мне приехал или на конюшню?"

—  Ваши родители были не против Вашего увлечения?

—   Как раз наоборот. Они и слышать не хотели об ипподроме, лошадях. Для отца, человека очень жестко­го по характеру, бега ассоциировались прежде всего с азартом, игрой, чем-то недозволенным советскому че­ловеку и он старался всеми силами, правдами и неправ­дами оттолкнуть меня от этого занятия. Но любовь к лошадям — "любовь с первого взгляда" оказалась сильней. Чтобы тайком от родителей бегать на иппод­ром, я придумывал сотни различных уловок. К примеру, наша школа находилась в трех минутах ходьбы от моего дома, и я даже зимой никогда не надевал теплой одежды. Так, в школьной форме, портфель подмышку и бегом в класс. Ну, а когда я увлекся лошадьми, мне нужно было до или после уроков ездить на ипподром.А это совсем неблизко. Захватить с собой пальто — родители что-нибудь заподозрят, поэтому я так "налег­ке" и носился.

Мне было почти 18 лет, когда умер отец. Это случилось в декабре, а в январе, так и не закончив школу, я уже работал конюхом на ипподроме.

—  Но потом, я знаю, Вы продолжили учебу. Закон­чили СПТУ при ипподроме. Прошли все ступени — от простого конюха до наездника, а с 1984 года являетесь бригадиром тренотделения. Кого из наездников, с кем Вам приходилось работать, Вы считаете своим учите­лем?

—  Мне никогда и никому не хотелось подражать. Я всегда стремился быть самим собой и в спорте, и в жизни. Но я очень многим обязан Анатолию Петровичу Крейдину, у которого несколько лет был помощником. На мой взгляд, это был уникальный тренер. И еще. Мне надолго запали в душу слова Виктора Эдуардовича Ратомского — патриарха нашего рысистого дела, ска­занные им однажды. На одной из тренировок мы ехали с ним рядом. Он что-то рассказывал мне, но неожидан­но наш разговор прервал один из наездников. Он стал спрашивать Ратомского, как лучше тренировать ло­шадь. Виктор Эдуардович, недовольный тем, что пре­рвали нашу беседу, что-то пробурчал про себя, а потом негромко сказал: "Как ездить, как ездить — что спрашивать. Есть глаза, есть уши — смотри и слушай". И этот простой, нехитрый, но очень важный принцип стал для меня основным на дорожке. Смотри, слушай, анализируй, пробуй. Сумеешь — молодец, нет — значит, будь внимательней.

—  Ваш принцип во многом перекликается с методами тренировок канадского наездника Майка Сафтика. В своем интервью он говорил о том, что в начале карьеры часто ходил смотреть на выступления выдающихся спортсменов. Часами наблюдая за их ездой, он многому научился. Михаил Владимирович, а у Вас существует своя особая манера, тактика езды?

— Я никогда не планирую наперед, как должен ехать. Я всегда слушаю лошадь, и в зависимости от того, как она бежит, какая ситуация складывается на дорожке, уже в процессе езды выстраиваю схему.

Вообще, я считаю, что 75% успеха зависит от лошади, 15% — от тренера и 10% — от наездника. Как бы ни талантлив был спортсмен, никогда он не сделает из бездарной лошади выдающуюся. Наездник сможет ее чему-то научить, выдрессировать, добиться от нее каких-то прогрессивных сдвигов, но он не заложит в нее резвость, класс, секунды, которые передаются с моло­ком матери. Кто-то скажет, что я принижаю роль наездника. Кто-то согласится со мной. У каждого свое мнение. В наезднике я прежде всего ценю профессио­нализм. И в этой связи на меня большое впечатление произвело короткое знакомство с американским наез­дником Уолтером Кейсом.

В одном из заездов на последнем Московском чемпионате Кейс должен был ехать на лошади из моей конюшни. Перед состязаниями мы случайно столкну­лись с ним на круге и я спросил Уолтера через переводчицу, что он хочет знать о рысаке? "Как он?" — задал первый вопрос Уолтер. Я ответил, что лошади всего два года, сырая, с ней еще надо работать, но она достаточно хороша для этого заезда. Переводчица перевела. И тогда Кейс задал второй вопрос, по которому я понял, что говорю с настоящим профессио­налом.

Он спросил: "Как ты хочешь, чтобы я на ней выиграл — сколько можно или сколько нужно?" И этой фразы было достаточно. Один наездник — погоняла, шашки наголо и вперед, а этот — задал вопрос, на котором держится все наше рысистое дело. Понимаете, когда у тебя лошадь-победитель, то естественное жела­ние лидировать с первого до последнего метра, чтобы тебе никто не мешал. Но сиюминутный успех порой может стоить "сломанной" молодой лошади. Кейс это очень хорошо понимал. Поэтому он проехал как бы играючи, баловался на дорожке и великолепно финиши­ровал. Мне доставило огромное удовольствие наблю­дать за ним. Это была езда действительно профессио­нала высокого класса.

—  Михаил Владимирович, на Вашем счету более 15 побед в Интернациональных призах, 850 первых мест. Вы установили 23 Всесоюзных рекорда, четыре раза выигрывали Российское Дерби. За свою спортивную карьеру Вы стартовали более 5 тысяч раз. Но, пожалуй, свои главные победы Вы одержали на рысаке Сорренто?

— С Сорренто нас свел случай, очень счастливый для меня. До него я никогда не ездил на лошадях Кубанской государственной конюшни, а тут предложили. Ну как не взять — чистопородные американцы. Правда, директор ГЗК мне так охарактеризовал их: "Класса они неболь­шого. Смотрели их многие, но никто не захотел взять".

В первый раз Сорренто я увидел уже в карантине. Не могу сказать, что сразу заметил в нем что-то выдающе­еся. Единственное, что отметил про себя, у меня лично таких лошадей еще не было. Ну, а когда начал работать с Сорренто и Сатрапом — второй лошадью, то уже с первых тренировок понял, что это действительно талан­тливые рысаки.

—  А каким был Сорренто в детстве? Спокойным? 

—  Если бы так. Это умная, одаренная лошадь, но и капризная, особенно была такой в детстве. В первые же дни в карантине она преподнесла сюрприз моему по­мощнику Анатолию Полишкину. Не успел он проехать на рысаке и десяти метров, как Сорренто, вероятно, чем-то недовольный, со всего размаху ударил задними ногами по качалке. Оглобля в сторону и привели коня в руках. Кстати, "задом" Сорренто бил до 7 лет. Если что не по нему, разозлится и давай колотить. Однако во время выступлений он делался неузнаваемым: с полу­жеста понимал .тебя. В этом и проявлялся, если так можно выразиться, его интеллект.

—   В двухлетнем и трехлетнем возрасте Сорренто выиграл у нас практически все призы...

—  Единственное, он не участвовал в зимних призах. Дело в том, что у него была проблема с копытами. Очень часто трескался копытный рог и раны кровото­чили. Из-за этого его даже клали на операционный стол, но, увы, с этими травмами он мучается и по сей день. Ему уже сделали операцию в Финляндии, где он сейчас находится. Говорят, что необходима еще одна. Зимой с двух лет на три года и с трех лет на четыре — Сорренто не бегал. И тогда за него "отдувался" другой рысак Сатрап.

—  Но, несмотря на проблемы с копытами, в первом же заграничном турне Сорренто доказал, что является выдающейся лошадью.

—  Да, в 1988 году мы с делегацией жокеев скаковых лошадей отправились в ФРГ. Нас привезли в Хоппегартен, где находится скаковой ипподром, и так как я был единственный "рысистый наездник", тренировать­ся мне тоже пришлось здесь. Это было нелегко для Сорренто: по колено в песке полтора-два часа изнури­тельной езды, под конец он даже стал закидываться. Но делать было нечего, нам предстояло выступление в Гельзенкирхене, а затем участие в "Мюнхенском Бокале".

Когда мы с Сорренто приехали в Гельзенкирхен, нас сразу же окружили журналисты. Еще бы, столько лет не было "русской" лошади, а вдруг какая-нибудь сенсация? Но я реально взвесил все шансы, выиграть у столь маститых соперников было трудно, поэтому ниче­го сногсшибательного не сообщил.

Тогда я действительно не рассчитывал на хороший результат, потому что Сорренто было всего три года, остальным же лошадям — 6,7,8 лет. Да и рекорд у него был самым тихим — 2:02. К тому же на старте нам дали 10-й номер. А те, кто ездил, знают, как неудобна эта позиция. Но тем не менее Сорренто остался вторым! И когда я съезжал с дорожки, на трибунах раздавались аплодисменты. Потом мне сказали, что это случается очень редко. Ипподром — не сцена, здесь в лучшем случае посвистят, а вот победе Сорренто аплодировали!

—  В Мюнхене Сорренто потряс всех еще больше...

—  Сейчас легко рассказывать об этом. А в Мюнхене, когда я открыл программку, у меня даже в глазах потемнело. Из Америки самолетом доставили лошадь Б Дж'С Супер Стар. Привезли лучших рысаков из Франции, Швеции, Голландии... Ну, думаю, платное место не занять, хотя бы рекорд улучшить. И вдруг — остаюсь третьим в полуфинале. Впереди — финал. Участвует 10 лошадей. И я снова под номером 10.

Когда дали старт, мой жеребенок даже не понял, что произошло. Его соперников словно кто-то выстрелил из рогатки и они пулей улетели вперед, оставив нас с Сорренто в одиночестве. Но я не растерялся, потихонь­ку стал подкрадываться к остальным. Девятое, восьмое, седьмое и вот уже пятое место. Впереди несется голландская кобыла Экшен Скоттер, за ней "америка­нец" Б Дж'С Супер Стар... Входим в последний поворот, и тут две лошади, едущие впереди меня, сцепляются качалками и одна начинает тащить другую в поле. Что делать? Мне бы посылать рысака вперед, а у меня проблема, как объехать соперников? Полем — слишком далеко. Рискнул бровкой. Сорренто уже почти удалось проскочить мимо них, и в этот момент качалки расцепляются и ближняя бьет меня по ногам. Я — вожжи на себя. И вместо того, чтобы лететь к финишу, решаюсь объехать моих соперников с другой стороны, чтобы избежать новой аварии. Конечно, мы потеряли немало времени, но Сорренто фини­шировал третьим за Экшен Скоттер, у самого колеса Б Дж'С Супер Стара.

Так вот, когда я шел на жеребьевку, меня все били по плечу, мол, чего там, не бойся, давай. А когда Сорренто остался третьим, панибратское отношение сразу исчезло, меня начали называть только господин Козлов, а Сорренто стал для всех кумиром.

—  Михаил Владимирович, на протяжении Вашей спортив­ной карьеры Вам везло на лошадей — Сорренто, Сатрап, Диктатор и многие другие. Вы ездили и побеждали не только на американских, но и на орловских рысаках. В частности, Вы тренировали Ковбоя — самого резвого орловского рысака в нашей стране (1:57,2). Скажите, на Ваш взгляд, что отличает орловских рысаков от американских, естественно, кроме резвостного потенциала?

—    Орловцы, на мой взгляд, сердечнее, откровеннее остальных лошадей. Они отдают тебе все, на что способны, даже когда тебе это и не нужно. Открытость, откровенность орловских рысаков поразительна. "Американцы" — другие, они с лукавинкой, но, несомненно, талантливее.

В последнее время относительно будущего орловской рысистой породы возникает много разговоров. Я считаю, что эта порода — наша национальная гордость. Ее надо не только сохранить, но и развивать, улучшать. Орловские рысаки должны быть в особых условиях, иначе получится, как в пословице: "Имеем — не ценим, потеряем — плачем".

— Михаил Владимирович, на ипподроме Вас считают сложным человеком, подчас Ваше мнение идет вразрез с общепринятым. Поэтому интересно было спросить Вас вот о чем. Многие полагают, что наши нынешние лошади проигры­вают в классе тем, которые были раньше. Тогда имена многих наших рысаков гремели по всей Европе, а сейчас только Сорренто входит в список десяти лучших европейских лошадей. В этой связи скажите, какого Вы мнения о наших лошадях?

— Я думаю, что наши лошади не хуже, а лучше прежних. Достаточно просмотреть рекорды за последние годы. Но, если мы на пути прогресса сделали полшага вперед, то остальные страны, где достаточно развито рысистое дело, сделали огромный скачок. Отсюда и результаты.

—  Михаил Владимирович, и последний вопрос. Что Вы думаете о Московских международных встречах наездников?

— Я думаю, что наши чемпионаты гораздо демократичнее многих. Если за границей на подобных встречах выдающуюся лошадь, как правило, доверяют только классному наезднику, то на наших чемпионатах лошади достаются спортсменам по жребию и, следовательно, и сильный, и более слабый наездник как бы уравниваются в шансах. Единственное, что меня не устраивает — это система подсчета очков. Я считаю, что не должно быть такой резкой разницы между первым и вторым и, допустим, пятым местами. На мой взгляд, если за первое место дается 10 очков, то за второе — надо давать 7, а не 3 и так далее. Тогда у наездников появятся дополнитель­ные стимулы бороться не только за три призовых места, но и за остальные. Ну, а вообще, такие встречи очень полезны. Это и знакомство с зарубежными коллегами, и обмен опытом, и многое другое.

— Михаил Владимирович, мы благодарим Вас за интерес­ную беседу. Желаем Вам новых успехов, свершений, спортив­ного оптимизма и всего самого наилучшего.

—  Спасибо. В заключение я хочу сказать, что лошади в моей жизни сыграли очень важную роль. Бега — не просто мое любимое занятие. Почти все свое время я провожу на ипподроме, включая отпуска, выходные, праздники... Я уже давно понял, если я не на конюшне, мне не по себе.